Сон влечет тем, что в нем можно летать; это, впрочем, обман: сон сковывает тело, берет в плен неподвижности. Наяву же можно только имитировать полет, можно танцевать, можно танцевать без одежд, можно даже танцевать на крыше, но все равно никуда не деться от ощущения тяжести в ногах. Пожалуй, легче всего летать в наркотической отключке, но потом это перестает помогать, даже если открыть газ.
Мотив неба и полета задается прологом: пролет Пассажа под высоким стеклянным потолком, уходящим в небо, но одновременно отгораживающим от него, ограничивающим пространство, не дающим взлететь. Камера еще устремлена вверх, а страшный человеческий крик уже возвращает нас на землю: на холодную твердь магазинного зала, где добивают лежачего. Страшный сон.
Сон, смерть и конец — постоянный мотив и метафизический слой фильма. «У тебя лицо мертвеца», — говорит мать Олегу. «Саня, бутерброд хочешь? — спрашивает Оля. — Нет. — А чего ты хочешь? — Умереть». После смерти отца, случившейся в Санин день рождения, он долго бродит по кладбищу, и камера подробно проходит ячейки с вмурованными урнами и табличками с именами — не святилище, не «вечный покой», а казенный заинвентаризованный арсенал смерти. В одном из эпизодов звучит обрывок песни «this is the end» — «это конец».
Мир дольний и мир горний — под оком ангелов; но есть третий мир, куда оно не достигает, куда резко осела наша жизнь — преисподняя: подвалы с бомжами, подземные переходы с нищими, жерло подземки, заглатывающей людские толпы; тут уж точно богом оставленные места.
Пришел конец и той компании (тут должно писать Компании, с большой буквы, ибо она герой сама по себе), к которой, как Олег к своей кушетке, прикован Саня (Александр Спорыхин). Она тоже часть подземелья, хотя уже в метафорическом смысле, как явление катакомбной молодежной культуры. М
узыкальная компания потихоньку преображается в мафиозную шайку, и новые законы определились здесь. В финале фильм суммируется строками «Руслана и Людмилы»: «долина смерти», поросшая травой забвения; одинокий герой, о котором не запоют Баяновы струны. «Но вскоре вспомнил витязь мой, что добрый меч герою нужен и даже панцирь».